У меня тоже круглая дата
Mar. 15th, 2009 02:07 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
polenovaПод воздействием воспоминаний ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
bgmt и mbla впомнила, что у меня с эмиграцией дата тоже круглая - 1 марта исполнилось 20 лет, как я приехала в Америку. По этому поводу собрала все свои расбросанные по ЖЖ записки о Вене и Риме в хронологическом порядке. Я Только исправила ошибки, которые заметила. Большинство из вас все это читала, но все-таки - пусть будет. Там многого не хватает, но дописывать я не стала, лень, может потом. Замечательного документа "виза выездная обыкновенная" у меня не сохранилось. Общий грустный тон вызван тем, что на меня сразу после отъезда накатила совершенно необъяснимая депрессия, наверно, сказалось напряжение перед отъездом. Описаний Италии тоже нет, хотя Италия сказочно хороша. Кто читал - не смотрите, там нет ничего нового, просто все собрано в одном месте. Получилось очень длинно.
Мы уезжали в конце 1988 года,так что попали в самую высокую волну эмиграции. Уезжали как евреи, якобы в Израиль, ну а дальше Австрия, Италия и вожделеные Штаты. Честно говоря, мы с мужем на двоих имели только 3/4 еврейской крови. Половину я и четверть он (да и где вы видели евреев с фамилией Поленов? -хотя евреи разные бывают). Время было страное, как все помнят, мы ускорялись, одновремено перестраиваясь,словом бардак царил страшный. С одной стороны выпускали всех,плюя даже на секретность, с другой - появился указ, что выезд разрешен только к прямым родственикам. Единственый человек в семье, кто мог бы иметь родствеников в Израиле была моя 80-летня бабушка, которая ехать никуда не собиралась, но в анкеты мы ее вписали. К сочинению биографии родственника подошли творчески: кратко перессказали роман "Эксодус", добавили колорита из бабушкиных рассказов и слегка из Бабеля. И отнесли в ОВИР. ОВИР поражал километровыми очередями и редким благолепием нравов. Мужик, читавший нашу сагу, хохотал, бил себя по коленка, потом прочувствено сказал:"Да,гражданка Поленова, хорошо пишете! Прям издать хочется!" На прощание нам пожелали счастливого пути. И через 4 месяца мы уже были в Вене.
Вена особого впечатления почему-то не произвела. Очень много Франца-Иосифа со сталинскими усами, опера,которую я с детства терпеть не могу... В Вене нас начали делить на чистых и нечистых,то есть евреев и неевреев. Дело это было важное: евреев содержал Джойнт, русских- Толстовский фонд, а ведь еще были украинские униаты, и еще кто-то был, и был Международный Красный Крест и Эмнести Интенешнл. Чужих никто кормить не хотел, а поделить было сложно. Евреи т.е. Джойнт,проверял национальность по знанию еврейских праздников. Поленов был человек образованный, к тому же православный, Библию читал внимательно и про еврейские праздники знал все. Оценив размер пособия,мы решили податься к евреям и не прогадали. Она беда - со следующего дня под нашими дверями стояла очередь - Поленов давал консультации. Ну много ли простых советских евреев знало свои праздники?
Да, пока мы не уехали из Вены - пара смешных деталей. Я учила в школе и потом английский, и никаких проблем в Вене у меня не было, там по английски говорят даже дети. Поленов учил немецкий, но давно - он меня почти на 10 лет старше - но и у него с его 5 словами в словарном запасе проблем не было. Каждый вечер брал он у меня несколько марок - ровно на кружку пива и уходил в ближайшую пивную. Обратно его обычно приносили на руках и он уже ни на каком языке не разговаривал. Меня, конечно, разобрало любопытство и я пошла посмотреть. Он брал маленькую кружку пива - на большую денег не было, садился на лавку и, обращаясь к соседу с пафосом провозглашал: "Горбачев! Перестройка!" Кроме этого ему довольно сносно удавалось объяснить, что он советский еврей. Голос у Поленова такой, что Шаляпин отдыхает, и через пару минут его поил весь кабак. До бесчувствия, в этом австрийцы понимают. Вот как любили Россию в 1988 году, а мы все Горбачева ругаем. Вторая история - про кроссовки. Когда мы уезжали из Совка, кое-какая-то еда еще была, а вот одежды не было никакой. Может это и смешно, но когда через полгода я встречала в Нью-Йорке маму, она вышла из самолета в домашних тапочках - другой обуви у нее не было. Правда было лето, а нас ожидала пусть мягкая, но зима. Мы обегали всю Москву и таки купили мне кроссовки - необыкновенно розового цвета, румынского производства и на размер больше, чем надо. В них я и улетела, а в первый день в Вене стерла ноги так, что два дня не могла ходить вообще. Мы, конечно, не имели представления о барахолках, секонд-хендах, и поперлись в обычный обувной магазин. О том, как свежие иммигранты обалдевают в супермаркетах, написано достаточно, но что со мной случилось в этом магазине! Мне казалось, что у меня десять ног и возле каждой из них хлопочет продавщица. (Дождетесь вы Америка такого сервиса!) Мои розовые чудеса были упакованы в прелестную коробку и обвязаны ленточкой. На меня перемеряли с дюжину кроссовок и нашли элегантный замшевый "Адидас" серого цвета. Моя нога обычного 38 размера смотрелась в них, как ножка Золушки. Оставив меня рассматривать затейливо завязанные шнурки, Поленов ушел расплачиваться. На кроссовки ушли все вымяненные в Совке деньги и часть пособия. Может просто магазин был дорогой? Но все равно не жалко, я их до сих пор ношу, а лет прошло?
На поезд в Рим мы чуть было не опоздали - в Вене творилось нечто несусветное. Оказалось - 7 ноября. Австриякам,конечно, наплевать, а вот у Венгрии выходной. Границу между Австрией и Венгрией тогда уже открыли, и венгры ломанулись в Вену отовариваться. Ворчали даже добродушные венцы, крушение коммунизма уже не казалось таким безоблачным. Итак, через Вену, переполненную машинами, мы продирались к вокзалу. Наша шофер, по-имени Елена, дама неопределенной национальности, материлась на трех языках - по русски, по-немецки и на иврите. Вкрадывался изредка польский и наверняка английский, но движению это не помогало, и на вокзальную площадь мы влетели, когда у поезда не было ни одного проводника и все двери закрыты. Чемоданы швыряли в окна. Дальше история будет не смешной, предупреждаю сразу. Из-за палестинских террористов поезд "Вена-Рим" охраняли австрийские ребята в черной форме с овчарками на поводках. Поскольку мы задерживали поезд, они покрикивали: "Шнель, шнель!" Даже у меня генетическая память сработала, а старушки, побывавшие в оккупации или, не дай Бог, в концлагере, валились в обморок.
Так или иначе, всех загрузили, чемоданы не потряли, овчарки, добржелательно виляя хвостами, ушли - в 7:40 поезд "Вена-Рим" отчалил по расписанию. Аккуратные люди австрийцы и доброжелатеные, но почему-то я там с тех пор не была.
Когда мы проснулись, пейзаж вокруг был совершенно иным, около каждого дома на веревках сушилось белье и стало ясно, что мы в Италии.
Поезд шел всю ночь, но простыней почему-то не дали. Чаю тоже. Зато выпить было почти у всех, чем мы и занялись. Утром выяснись, что воды тоже нет - ни питьевой, ни в кране в сортитре.Мы стойко перенесли удар,но мучились до самого Рима, поэтому прибытие в вечный город я помню с трудом. Из страха перед террористами,нас высадили на какой-то промежуточной станции и пересадили на автобус. Мне все антитеррористические меры казались полным идиотизмом. Автобусы привезли нас прямехонько к зданию, где был ХИАС - какой же террорист не знает где ХИАС?
Небольшое бюрократическое объяснение: американских еврейских организаций было две - Джойнт и ХИАС. Джойнт давал деньги, ХИАС оформлял бумаги. Воровали безбожно и те и другие, да и общий бардак способствовал - вокруг Рима тогда скопилось около 5 тысяч человек. Видимо, Горбачев решил просто: хотели свободную эмиграцию - нате, пусть теперь у вас голова болит. И болела,еще как - у американцев, канадцев, немцев, израильтян, италянцев. Всю эту толпу надо было где-то поселить,прокормить,оформить визы,а потом опять кормить и устраивать на работу. Для начала нас поселили в пансионе,принадлежавшем вьетнамским католическим монашкам(какое они имели отношение к советским евреям?), а через две недели мы должны были сами снять жилье в посеке Ладисполи,примерно в часе езды от Рима. Кормили нас пока в столовой,работали там итальянцы и уж крали так безбожно,что народ начал обдумывать, не поколотить ли повара. Незнание местных реалий и доброта монашек,которые начали нас подкармливать предотвратили расправу.
Но как бы там не было,а вокруг был Рим,самый настоящий - со Святым Петром, с Форумом, Колизеем - шумный,замусореный, так не похожий на чопорную Вену. И небо над головой было невероятно синим,каким бывает только в Италии. И чуть-чуть отдохнув с поезда и отведав неземной стряпни вора-повара мы отправились осматривать город.
Я не смогу описать Рим - он очень разный. Мы, выйдя из гостиницы вскоре оказались на огромном пустыре-свалке. Мы пошли через него, встретили по дороге стадо баранов, и вышли к какой-то высоченной стене. Пошли вокруг нее и оказались на площади Святого Петра. Стена окружала Ватикан.
Итальянцы очень доброжелательны и эмоциональны, но говорят только по-итальянски. Английского не знает никто. Спросить дорогу или что-то найти -проблема. Правда, объясняя дорогу, они бурно жестикулируют - так что догадаться можно.
Машины носятся по Риму как тараканы по сковородке. Я не уверена, что там есть правила движения и ГАИ. Я бы не решилась водить машину в Риме.
В общем от Рима мы обалдели, но времени расслабляться не было. Мы поехали в Ладисполь снимать квартиру. Ладисполь - курортный городок на берегу моря. На пляже черный песок. Совсем черный, как уголь. Город застроен очень облезлыми виллами. В центре городка фонтан, который был основным метом тусовки эмигрантов. Рядом магазин "Папа Карло", где продают дешевую еду и продавцы выучили несколько слов по-русски. Тут же и винный магазин. Центр цивилизации, одним словом.
Нас ждал тяжелый удар - по доступным ценам комнат не было. И по недоступным не было. По улицам носились взмокшие эмигранты с выпучеными глазами. Стучались в каждую дверь. Все быстро выучили фразу:"Афитасио апартоменто". Я устала, взмокла, присела на край знаменитого Ладиспольского фонтана - там потом был центр русской эмигрантской жизни, свесила руки между колен в хиповой позе и решила ждать милостей от природы. И милости не замедлили явиться в лице моеге случайного знакомца Яши из Черновцов. Мы с ним всю дорогу, с самой Вены в преферанс играли и свели некое подобие дружбы.
- Лилька, - кричит, - ты квартиру ищешь?
- Ну, - вяло соглашаюсь я.
- Мы с братом случайно две нашли. Бежим, я одну тебе отдам.
И мы побежали, т.е. Яша побежал, а я повлеклась. Иногда он притормаживал, хватал меня за руку и придавал мне ускорения. Когда мы добежали, я так задыхалась, что сказать ничего не могла, но Яша быстро договорился с хозяйкой на какой-то неведомой смеси украинского и итальянского языков, вытащил у меня из кармана аванс и я оказалась владелицей целой комнаты - сырой, мрачной, с огромным разбитым зеркалом, но там можно было жить. Я нашла Поленова, который тоже с высунутым языком бегал по Ладисполю, успокоила его, что жилье есть. Мы переехали и стали жить. Хозяйка неприятно напоминала бабу-ягу, горячей воды не было, но крыша-то над головой была! Правда еще был сосед. Потом мы с ним даже подружились, но тогда он наводил на меня ужас.
- Ты не бойся, - сильно утешил он меня при первой встрече, - я всего-то 7 лет и отсидел. И не за то, что ты думаешь. Я директором магазина был. В Одессе.
Не знаю, какой псих взял его директором магазина, но на вид он был браток-братком. Поскольку Поленов тоже юноша не мелкий, а выяснять, кто кого сборет, слон или танк, мне не хотелось, то я старалась их общение свести к минимуму и исправно варила соседу поутру кофе - безо всякого удовольствия. Определенная польза от соседа была, например, дешевые сигареты. Черный рынок в Италии хорошо развит, и русские директора магазинов отлично в него вписались.
Раз Оська-сосед отдает мне указание:
- Тебе делать все равно нечего, посидишь сегодня дома. Араб один придет с сигаретами. Вот деньги - расплатишься.
- Ось, да как я его пойму-то?
Ося хмыкнул неопределенно и ушел.
Часа через два - стук в дверь, появляется араб, самый натуральный, на голове полотенце в клеточку, как у Ясира Арафата, и на русском языке с московским произношением без тени акцента вежливо осведомляется:
-Извините меня, вас зовут Лиля?
-Угу - я дар речи потеряла.
-Иосиф просил меня передать вам некий пакет и сказал, что вы сегодня могли бы со мной расплатиться, если это, конечно, вам удобно.
И протягивает мне спортивную сумку, набитую сигаретами. Любопытство пересилило изумление, и я выдавила из себя:
-А г-г-где вы учились?
- В Патриса Лумумба. Я кораблестроитель. Просто у нас в Марокко с работой плохо. А вообще я хороший инженер, у меня диплом с отличием.
"Все чудесатее и чудесатее", - подумала я, проводила интеллигентного араба, который на прощанье галантно поцеловал мне руку, и задумалась, что с этой квартиры стоит съезжать. Так и в криминал влезть недолго, хотя подпольная торговля сигаретами - уже криминал. И мы съехали.
Квартиру, точнее комнату, мы сменили на нечто очень дешевое и весьма удивительное. В двухэтажной вилле под лестницей было пространство, которое остроумная хозяйка огродила картонными коробками и сдавала как комнату. Все бы ничего, но потолка не было и вежливые соседи сверху по утру кричали "С добрым утром". Хочешь-не хочешь, а вскочишь.
Соседей было много - вся вилла была перерезана на малюсенькие комнатки. Горячая вода в душе была, а отопления не было. На улице +5 и в квартире +5, а полы мраморные. Израильтяне меня поймут. В душ ходили так - заходишь, включаешь горячую воду, ждешь, пока чуть-чуть нагреется. Потом стягиваешь сапоги, разматываешь шарф, снимаешь два свитера, остальное - и под душ. Вылезаешь, вытираешся - и в обратном порядке. Из душа выходишь в сапогах, дубленке и шарфе. Душ был с секретом. Обогревалка-то электрическая, а электричество в Италии дорогое - по нашим-то пособиям! Но в нашем доме, причем в нашей комнате стоял электросчетчик старой формации - можно засунуть кусочек фотопленки под стекло, колесико останавливалось и счетчик не тикал. Старое поколение меня поймет, а новому и объяснить не берусь. Словом, оказались мы чуть ли не монополистами на бесплатный душ в Ладисполе. И народ протоптал к нам дорожку. Все ходили мыться. На отопление было плевать, его ни у кого не было. Мы великодушно всех пускали, приношения брали едой. Могли и даром пустить - нам-то не жалко пленку в счетчик засунуть. Среди бесплатных посетителей была моя подружка Лиля. Она в Минске была кассиршей в столовой. В жизни бы не подумала, что Лиля - роскошная блондинка с голубыми глазами - еврейка, но таки да. Мужа у нее не имелось, зато имелся жутко хулиганистый сын лет 12.
Познакомились мы с Лилей еще в Вене. Иду я как-то по нашему общежитию и вижу, молодая женщина очень нервно курит в окно и чуть не плачет. На вопрос, что произошло, она объяснила, что их могут выселить из-за сына. У нас жило несколько злобных бабок - ну этот типаж всем знаком, и на кухне они обсуждали Лилю - молодая, одна с ребенком, сейчас мужики ходить начнут, по ней, типа, все видно... Ребенок Алеша, подслушав разговор, отреагировал нетривиально. Зайдя в общий туалет - а он был один на этаж - аккуратно описал все, стены, пол, туалетную бумагу, немецкие чистенькие полотенчики. Потом, при разборе полетов, он признался мне, что специально воды много выпил и долго терпел, чтобы на все хватило. Я заставила пацана туалет помыть, но зауважала. Даже на Прадо сводила, в парк аттракционов. Ох, боком мне это потом вышло...
Итак, с Лилькой мы подружились. В благодарность ее сынок каждое утро, часиков в 9 прибегал под окно, и спрятавшись под пальмой истошно орал "Птица, дай милю!" Фраза требует пояснения. Птицей называли нашего приятеля, который прибился к нашему берегу и спал у нас на полу на спальниках все в той же комнате без крыши. А миля - это итальянская валюта - тысяча лир, в те времена 1 доллар. Птица сначала грозил из окна кулаком паршивцу, но тот понимал, что без штанов Птица за ним не побежит, потом Птица смирялся, выбрасывал за окно милю и мы могли еще поспать. Спали мы допоздна, поскольку ночами играли в преферанс.
Две свечи горят
Наперегонки
Лист календаря
Сжался до строки
И в невнятный круг
Рядом на столе
Медленно плывут
Дама да валет
Чтобы за игрой
не ушло тепло
Ты давай прикрой
Ставенкой стекло
Не оставим лаз
Для оконной тьмы
Времечко без нас
Без него и мы
Не в своем дому
Помечтай со мной
Может есть кому
На земле ночной
Из-за лунных чар
Моря да реки
Двум гореть свечам
Наперегонки.
Стихотворение Поленова, повторяю по памяти, могла и переврать. Точнее это песенка. По-моему, очень хорошая.
Жили бедно, много пили. В магазине продавался спирт, кажется для растопки каминов, и еще довольно приличный лимонад под названием "Окей" Смешивали один к одному и употребляли внутрь. Как живы остались?
Лиля была женщиной практичной, от моего образа жизни переживала, иногда кормила нас обедом и пыталась научить торговаться на итальянских рынках. Я бледно отмахивалась, объясняя, что кроме "Кванта коста?" (сколько стоит) ничего не знаю. Лиля решила преподать мне наглядный урок и мы пошли на рынок. Она подошла к первому продавцу, который продавал шешерстяные носки и требовательно спросила:
-Кванта коста?
-Дуо миля, - ответил продавец.
- Но, - сказала Лиля, - уно миля, дуо носки.
Продавец произнес несколько слов, из которых явственно следовало, что носков будет одна пара, а миль две.
- Синьер, ты охуел! - возмущенно сказала Лиля. Синьер прекрасно понял смысл ее высказывания и ответил. Дальнейший диалог я привести не берусь, синьер говорил по итальянски, а Лиля русским матом. Друг друга они отлично понимали, а я даже из Лилиной речи не все понимала. Победа досталась ей и носки эти потом согревали меня унылой итальянской зимой.
В такой жизни мы быстро одичали. Сложилась небольшая и странная компания, жили день ото дня. В Ладисполе тогда сидели представители всех религий, кроме Будды и Кришнаитов. Приходили к нам очень молоденькие веселые мормоны, обязательно оставляли книгу их основоположника (Джон Смит, кажется) - в твердом переплете с золотым тиснением. Баптисты читали скучные лекции, но кормили булочками, страшно вкусными. Группа "Евреи за Христа" тоже кормили булочками, чаем поили. Сохнут агитировал за Израиль и показывал кино в местном клубе. Там я посмотрела фильм "Десять заповедей", где фараона играет Юл Бриннер, и еще "Эксодус", там чуть ли не Пол Ньюмен в главной роли. На улице раздавали бесплатно библию в мягкой обложке. У Лильки кровать была без двух ножек, так она на Библиях стояла. Трудно сейчас себе представить офигевшую толпу совков среди этого религиозного изобилия.
В нашем доме жила пара стариков. Они развелись лет 25 назад, и вот сын собрался уезжать и они с ним вместе. Поселили их отдельно от сына, но признали мужем и женой, т. е. пособие дали одно на двоих. Ненавидели они друг друга пламенно, но тихо - люди очень интеллигентные. Заходишь на кухню и слышишь змеиный шепот бабушки, которая дедушке еду подает:"Ешь, старый идиот!", а потом мне веселым голосом "Как у вас дела, Лиличка?" И дел голос подает:"Добрый день, Лиличка, мы с женой так рады вас видеть!" Дед был совершенно удивительный. Я как-то на улице познакомилась с нищим. Он был черный и хорощо говорил по-английски, попросил у меня денег или сигарету. В переводе его фраза звучала бы:"Извините, мадам, мне не хотелось бы вас обременять..." Придя домой, я пересказала это на кухне. Дед подхватился и куда-то побежал. Вернулся, отдышался и говорит - "Успел". Оказалось, он сбегал в ларек за сигаретами и отнес их этому нищему. "Нельзя, чтобы человек так мучился, он ведь даже покурить не может!".
Другая семья в нашей вилле - тоже довольно интеллигентная - мама, папа и дочка сильно за сорок из Питера. Причина их отъезда была диковинной - дочка в Питере не могла выйти замуж, мама считала, что в Америке дело пойдет легче. Папа был дважды член партии, т.е. его под борьбу с космолитизмом в 48 вычистили, а потом восстановили. Дочка была страшна, как вся моя жизнь и играла на скрипке. Других профессий в семье не имелось, родители старенькие уже были. Перед интервью с амерканцами дедушку накачивали всю ночь:"Молчи про партию!". Он сопротивлялся, но к утру затих. Назавтра в квартире скандал, дочь-скрипачка с мигренью лежит, а бабушка ( т.е. мама) таким госом орет, что ей впору полком командовать. Оказалось, что старик на вопрос вполне дежурный: "Были ли вы членом комуннистической партии или других террорестичеких организаций ( американцы тогда все такого рода организации ровняли), встал, одернул пиджак, и с гордостью произнес:"Был. Два раза". Статус беженца им тем не менее дали - видимо, за идиотизм.
Семейка, жившая наверху, прямо над нами , состояла из трех женщин - бабушки, мамы и дочки. Дочке было лет 20 с чем-то, маме лет сорок, а бабушке лет 70. Скандалили они так, что стены тряслись. Но это бы ладно, но дочь, которая мама, имела обыкновение бабушку поколачивать. Однажды, когда старуха взвыла, Поленов взлетел на второй этаж. Я противник ситуаций, когда мужчина против женщины руки распускает, но тут Никита был прав. Он и бить-то ее не стал, отвесил оплеуху и сказал - "Еще один раз мать тронешь..." Самое противное было не это, а то, что она то ли с перепугу, то ли и правда поняла что-то (вряд ли) пришла его благодарить за науку. Орали наверху по-прежнему, но драк больше не было. У Никиты рука тяжелая.
Тому, кто не попадал в такую ситуацию, трудно понять, какой творился разброд в головах. Стабильные успешные семьи, особенно если ехали с друзьями или родными и знали, куда едут, переживали этот период как "Римские каникулы". Для очень многих жизнь оказалась подвешена нигде. Как формулировали Ильф и Петров "немого кино уже нет, а звукового еще нет". Старая жизнь кончилась, причем навсегда - у нас ведь гражданство отнимали, а новая - неизвестно какая и неизвестно, когда начнется. От этого здорово ехала крыша. Не у всех, но у многих. Плюс бедность - пособия-то маленькие, а соблазны большие. И полное непонимание - кто мы? В Джойнте, а потом в посольстве американском надо было доказывать, что мы евреи. Тут многие задумались - а что это такое? В России или на Украине понятно, пару раз скажут "жидовская морда" - значит, еврей. А здесь? Многие обвиняют тогдашних эмигрантов, в том, что врали они про преследования ради статуса беженца. Врали. А что им было делать? Ехать в совершенно непонятный, незнакомый Израиль, который только вчера был врагом номер один, или любой ценой в Америку пробиваться? Да и какая она - Америка? Раньше бумажки в консульство были формальностью, а тут начались отказы в статусе беженца. Докажите, что вас преследовали. А обратной дороги нет. Я не жалоблю, и не оправдываю, я объясняю. К счастью, нам врать не пришлось - из-за Поленовских диссидентских связей. Я за все интервью в консульстве рта не раскрыла. Консул, или кто он там был, выслушал Поленова и сказал:"С таким мужем ваши объяснения мне не нужны". Так что у меня статус беженца, как триппер, половым путем.
Наступил день, когда Лилю ( помните ее?) вызвали в консульство. Она и так не очень хорошо себя чувствовала, диабет у нее, а тут разнервничалась, сахар поднялся. Пошли мы ее провожать. На площади у фонтана сыночек ее Алеша сумел как-то выкрутить руку из Лилькиных слабых рук, и с воплем "Ненавижу Америку!", кинулся бежать. Лилька шла-то с трудом, где ей 12-летнего постреленка догонять. Я, Поленов, Птица и Мойша-парикмахер кинулись в погоню. Автобус уже стоял на площади, следующий не скоро, а что будет, если они в консульство опоздают, лучше не думать. Птица, самый быстрый и тренированный из нас, его поймал, но неудачно. Между ними оказалась пальма. Птица с одной стороны пальмы за руки его держит, а тот с другой вырывается. Мог, конечно, Птица с ним справиться, но у него принципы - не делать ребенку больно. Ребенок орет на всю площадь, как оглашенный, к нам уже карабинеры идут, а мы стоим толпой и уговариваем. Уговорила его я, не потому как самая красноречивая, а он меня еще с Вены уважал. Буркнул мне:"Скажи этому - пусть отпустит. Не побегу" Птица отпустил, а пацан мне - "Только что я еврей, говорить не буду! И не просите." Слава Богу, 12 лет ему было, ни о чем и не спросили.
Мне трудно через столько лет восстановить хронологию, что когда было. По-моему до интервью в посольстве погнали нас в ХИАС заполнять анкеты. Толпа была большая, человек 20, и в Риме мы заблудились. Предпреимчивые старушки начали хватать за рукава прохожих и спрашивать у них по-русски, как найти нужный адрес. Примерно пятый молодой человек на ломаном русском ответил, что он будет рад помочь заблудившимся советским туристам. "А ты кто?" - подозрительно спросили старушки. "Я-коммунист", смущаясь, но с гордостью ответил молодой человек. "Сволочь!"- взвыла самая активная бабушка. Юноша довел нас до ХИАСа, и все дорогу старушки пытались поменять его политическую ориентацию. Он краснел, бледнел, мучался, но терпел. На прощание сказал: "Вы, наверно, жертвы сталинского режима. А коммунизм - это прекрасно!"
В начале декабря мы еще купались в море. Было тепло. А к рождеству резко похолодало. Без отопления и с мраморными полами мы взвыли. Я придумала выход: под стул ставится электроплитка ( найденая на помойке), на стул сажусь я, завернувшись в привезенное из Москвы пуховое одеяло. Внутри одеяла возникает изумительный микроклимат. Однажды Птица, оторвавшись от преферанса, заорал - "Лилька, от тебя воняет!" "Чем?" - обиженно осведомилась я, но Птица подхватил меня на руки вместе с одеялом. Оказалось, что в жажде согреться, я поставила ноги на плитку, и мои изумительные кроссовки тлели, воняя паленой резиной. Кроссовки потушили, плитку выбросили.
На той же замечательной помойке мы нашли телевизор. Маленький, черно-белый, но смотреть-то можно. Показывали в основном американские вестерны, переведенные на итальянский язык.Так я узнала, что слово "рогаццы" означает что-то вроде друзья ( или братки.
Раз в месяц (а может и чаще, не помню), наша безумная вилла платила за жильё. Я, почему-то, считалась знатоком итальянского языка, поэтому меня снаряжали объясняться с хозяйкой. Диалог звучал так. Хозяйка:
-Сольди!(деньги)
Я:
-сольди домани(деньги завтра).
Далее непереводимая игра слов, мы жестикулируем, я говорю, что денег нет, хозяйка настаивает.
-электичита?(счет за электричество)
-Электричита, сольди домани, - и я отдаю ей деньги за электричество.
-Сольди, - твердит хозяйка.
Я тащу её в нашу комнату без потолка и показываю плесень на стене. Разговоро ведется на международном наречии. Я, трагически указуя на плесень, объясняю, что за такое жильё грех деньги брать. Хозяйка, бурно жестикулия, говорит, что стену можно и помыть. Я обижаюсь - мой сама. Расстаёмся, довольные друг другом. "And tomorrow is another day", как говорится в моей любимой книге. По итальянски это "Сольди домани".
А вокруг пейзаж из первых кадров фильма "Ностальгия" Тарковского. Я этот фильм дня за два до отъезда посмотрела. И тошнит от этого пейзажа не меньше, чем главного героя фильма, а может и больше. "Вон маслина растет, не она ли тебя позвала" (Поленов). Свои стихи цитировать воздерживаюсь, из меня поэт "как из собачьего хвоста сито", но все-таки
Из Гомеля и Киева
Москвы и Черновцов
Мы вывезли свой выговор
Обыды и любовь.
Испуганная стая
Бездомная семья
Мы выжили, мы выжили,
В Ладисполи зима
А зимы становилось все больше, и незаметно подкатилось Рождество. В Италии это событие. Итальянцы обожают Рождество. Рим вдруг стало видно, на горизонте светилось красным - весь Рим жег петарды. Мы ходили, вжимаясь в стены - "при обстреле эта сторона наиболее опасна". Большое представление на площади перед фонтаном. Ряженые волхвы ждут, с неба по проволоке спускается бумажный ангел. Проволоку заело, ангел дергается, толпа сочуственно воет. В конце концов ангел все-таки спускается. В этой толпе и мы. Евреи? Русские? Кто знает, но эмигранты, "новая общность советских людей".
После Рождества жизнь как-то сгустилась и стала грустной. Статус беженца мы уже получили, но американской визы не было. Все время хотелось есть, потому что деньги мы пропивали. Собственно, этих денег не хватало ни на что. Поленов приготовил мне пельмени с картошкой - на мясо не хватало. я надкусила и расплакалась, меня тошнило от картошки. Нашему соседу, переводчику в ХИАСе отказали в статусе беженца. Птица статус получил и уехал. У моего приятеля-рэкетира жена попала в больницу с внематочной беременностью, чудом откачали. Мойше-парикмахеру итальянские подростки набили морду, и он переливался всеми цветами радуги. От Италии тошнило. А начиналась весна, цвели магнолии, и от этого тошнило тоже. И тогда я вспомнила про своего дружка-американца, и позвонила ему. Незадолго до звонка в Америку я брела по Ладиспополю. Челку я долго не стригла, волосы полностью завешивали морду, да и похмелье меня мучало, по сторонам я не смотрела. Врезалась в чей-то теплый живот и оказалась в сильных объяиях. Врезалась я в свего родного дядю из Питера. Точнее, дядя он мамин, то есть мне типа двоюрдный дедушка. Об их семье стоит рассказать. Дядя Илюша необыкновенно красив. Во время войны он был летчиком. После войны он приехал в Москву и повел маму (ей было лет шесть) в Елисеевский, покупать мороженое. Мама ( тогда совсем маленькая) спросила: "Дядя Илюша, а почему на тебя все тети смотрят?" Жена дяди - литовка, актриса, во время войны они выступали перед их частью. Она его усмотрела со сцены, и сказала : "А вот этот, голубалазенький, мой будет!". Так и вышло. Стала она абсолютно еврейкой, и дети их тоже. О том, что они собираются уезжать, я знала, но встреча для меня быля неожиданной. Тетя Валя меня отмыла, накормила, а дядя стал за мной присматривать.
Звонок в Америку имел неожиданные последствия. Мотя меня выслушал и сказал:"Я позвоню дяде Альтшулеру". Я же не знала, что дядя Альтшулер глава еврейской общины Вашингтона! Миллионер, один из тех, кто спонсировал наши римские каникулы. Мы как раз ушли погулять за город, весна была очень красивой. Когда вернулись, нам сказали, что из ХИАСа за нами приходили трижды. Билеты были назавтра. Сложив свое убогое барахло, мы в три часа ночи вышли из дома.
В Нью-Йорк летели на Ал-Италия. Я на ней с тех пор не летаю. В самолетах кормят плохо, но хуже них не кормит никто. Общие итальянские впечатления - Италия очень холодная страна, где все время хочется есть. Когда через десять лет мы поехали в Италию летом, я на полном серьезе порывалась взять с собой меховую куртку. Меня с трудом отговорили.
Но когда мы улетали 1 марта в Италии было почти лето. А в Нью-Йорке настоящая зима. Поселили нас в Манхеттене, на углу 27 улицы и 5 авеню в гостиннице Lathem. Это было нечто невообразимое. Невероятно красивый старый дом, лестницы из черного дуба. Туалет один на этаж. Но какой! Огромное помещение, в ценре возвышение, на нем унитаз. И все. Только через день мы обнаружили, что каморка, приткнувшаяся в углу - душ. Сначала решили, что душа нет. Мотя никак не мог осознать, что в Америке есть такие гостиницы. Зато кровать широченная, мы на ней и спали втроем - Поленов, я и Мотя. Ночью, правда, Мотя таки упал. Надо было снимать квартиру и начинать жить. Я позвонила своему старинному прятелю Вадику. Вадик уехал в 81 году, и с тех пор мы не переписывались и не разговаривали. Услышав мой голос, Вадик мне не поверил:"Нет, - сказал он мрачно, - ты не Лиля, и это не Поленов. Не знаю, кто и зачем меня разыгрывает, но я сейчас приеду и посмотрю." И приехал. Привез мне шоколадных конфет, он помнил, что я их обожаю. Осмотрел наш номер, велел собираться, и увез нас к себе жить. И началась моя новая, американская жизнь. Но это совсем другая история.
bgmt и mbla впомнила, что у меня с эмиграцией дата тоже круглая - 1 марта исполнилось 20 лет, как я приехала в Америку. По этому поводу собрала все свои расбросанные по ЖЖ записки о Вене и Риме в хронологическом порядке. Я Только исправила ошибки, которые заметила. Большинство из вас все это читала, но все-таки - пусть будет. Там многого не хватает, но дописывать я не стала, лень, может потом. Замечательного документа "виза выездная обыкновенная" у меня не сохранилось. Общий грустный тон вызван тем, что на меня сразу после отъезда накатила совершенно необъяснимая депрессия, наверно, сказалось напряжение перед отъездом. Описаний Италии тоже нет, хотя Италия сказочно хороша. Кто читал - не смотрите, там нет ничего нового, просто все собрано в одном месте. Получилось очень длинно.Мы уезжали в конце 1988 года,так что попали в самую высокую волну эмиграции. Уезжали как евреи, якобы в Израиль, ну а дальше Австрия, Италия и вожделеные Штаты. Честно говоря, мы с мужем на двоих имели только 3/4 еврейской крови. Половину я и четверть он (да и где вы видели евреев с фамилией Поленов? -хотя евреи разные бывают). Время было страное, как все помнят, мы ускорялись, одновремено перестраиваясь,словом бардак царил страшный. С одной стороны выпускали всех,плюя даже на секретность, с другой - появился указ, что выезд разрешен только к прямым родственикам. Единственый человек в семье, кто мог бы иметь родствеников в Израиле была моя 80-летня бабушка, которая ехать никуда не собиралась, но в анкеты мы ее вписали. К сочинению биографии родственника подошли творчески: кратко перессказали роман "Эксодус", добавили колорита из бабушкиных рассказов и слегка из Бабеля. И отнесли в ОВИР. ОВИР поражал километровыми очередями и редким благолепием нравов. Мужик, читавший нашу сагу, хохотал, бил себя по коленка, потом прочувствено сказал:"Да,гражданка Поленова, хорошо пишете! Прям издать хочется!" На прощание нам пожелали счастливого пути. И через 4 месяца мы уже были в Вене.
Вена особого впечатления почему-то не произвела. Очень много Франца-Иосифа со сталинскими усами, опера,которую я с детства терпеть не могу... В Вене нас начали делить на чистых и нечистых,то есть евреев и неевреев. Дело это было важное: евреев содержал Джойнт, русских- Толстовский фонд, а ведь еще были украинские униаты, и еще кто-то был, и был Международный Красный Крест и Эмнести Интенешнл. Чужих никто кормить не хотел, а поделить было сложно. Евреи т.е. Джойнт,проверял национальность по знанию еврейских праздников. Поленов был человек образованный, к тому же православный, Библию читал внимательно и про еврейские праздники знал все. Оценив размер пособия,мы решили податься к евреям и не прогадали. Она беда - со следующего дня под нашими дверями стояла очередь - Поленов давал консультации. Ну много ли простых советских евреев знало свои праздники?
Да, пока мы не уехали из Вены - пара смешных деталей. Я учила в школе и потом английский, и никаких проблем в Вене у меня не было, там по английски говорят даже дети. Поленов учил немецкий, но давно - он меня почти на 10 лет старше - но и у него с его 5 словами в словарном запасе проблем не было. Каждый вечер брал он у меня несколько марок - ровно на кружку пива и уходил в ближайшую пивную. Обратно его обычно приносили на руках и он уже ни на каком языке не разговаривал. Меня, конечно, разобрало любопытство и я пошла посмотреть. Он брал маленькую кружку пива - на большую денег не было, садился на лавку и, обращаясь к соседу с пафосом провозглашал: "Горбачев! Перестройка!" Кроме этого ему довольно сносно удавалось объяснить, что он советский еврей. Голос у Поленова такой, что Шаляпин отдыхает, и через пару минут его поил весь кабак. До бесчувствия, в этом австрийцы понимают. Вот как любили Россию в 1988 году, а мы все Горбачева ругаем. Вторая история - про кроссовки. Когда мы уезжали из Совка, кое-какая-то еда еще была, а вот одежды не было никакой. Может это и смешно, но когда через полгода я встречала в Нью-Йорке маму, она вышла из самолета в домашних тапочках - другой обуви у нее не было. Правда было лето, а нас ожидала пусть мягкая, но зима. Мы обегали всю Москву и таки купили мне кроссовки - необыкновенно розового цвета, румынского производства и на размер больше, чем надо. В них я и улетела, а в первый день в Вене стерла ноги так, что два дня не могла ходить вообще. Мы, конечно, не имели представления о барахолках, секонд-хендах, и поперлись в обычный обувной магазин. О том, как свежие иммигранты обалдевают в супермаркетах, написано достаточно, но что со мной случилось в этом магазине! Мне казалось, что у меня десять ног и возле каждой из них хлопочет продавщица. (Дождетесь вы Америка такого сервиса!) Мои розовые чудеса были упакованы в прелестную коробку и обвязаны ленточкой. На меня перемеряли с дюжину кроссовок и нашли элегантный замшевый "Адидас" серого цвета. Моя нога обычного 38 размера смотрелась в них, как ножка Золушки. Оставив меня рассматривать затейливо завязанные шнурки, Поленов ушел расплачиваться. На кроссовки ушли все вымяненные в Совке деньги и часть пособия. Может просто магазин был дорогой? Но все равно не жалко, я их до сих пор ношу, а лет прошло?
На поезд в Рим мы чуть было не опоздали - в Вене творилось нечто несусветное. Оказалось - 7 ноября. Австриякам,конечно, наплевать, а вот у Венгрии выходной. Границу между Австрией и Венгрией тогда уже открыли, и венгры ломанулись в Вену отовариваться. Ворчали даже добродушные венцы, крушение коммунизма уже не казалось таким безоблачным. Итак, через Вену, переполненную машинами, мы продирались к вокзалу. Наша шофер, по-имени Елена, дама неопределенной национальности, материлась на трех языках - по русски, по-немецки и на иврите. Вкрадывался изредка польский и наверняка английский, но движению это не помогало, и на вокзальную площадь мы влетели, когда у поезда не было ни одного проводника и все двери закрыты. Чемоданы швыряли в окна. Дальше история будет не смешной, предупреждаю сразу. Из-за палестинских террористов поезд "Вена-Рим" охраняли австрийские ребята в черной форме с овчарками на поводках. Поскольку мы задерживали поезд, они покрикивали: "Шнель, шнель!" Даже у меня генетическая память сработала, а старушки, побывавшие в оккупации или, не дай Бог, в концлагере, валились в обморок.
Так или иначе, всех загрузили, чемоданы не потряли, овчарки, добржелательно виляя хвостами, ушли - в 7:40 поезд "Вена-Рим" отчалил по расписанию. Аккуратные люди австрийцы и доброжелатеные, но почему-то я там с тех пор не была.
Когда мы проснулись, пейзаж вокруг был совершенно иным, около каждого дома на веревках сушилось белье и стало ясно, что мы в Италии.
Поезд шел всю ночь, но простыней почему-то не дали. Чаю тоже. Зато выпить было почти у всех, чем мы и занялись. Утром выяснись, что воды тоже нет - ни питьевой, ни в кране в сортитре.Мы стойко перенесли удар,но мучились до самого Рима, поэтому прибытие в вечный город я помню с трудом. Из страха перед террористами,нас высадили на какой-то промежуточной станции и пересадили на автобус. Мне все антитеррористические меры казались полным идиотизмом. Автобусы привезли нас прямехонько к зданию, где был ХИАС - какой же террорист не знает где ХИАС?
Небольшое бюрократическое объяснение: американских еврейских организаций было две - Джойнт и ХИАС. Джойнт давал деньги, ХИАС оформлял бумаги. Воровали безбожно и те и другие, да и общий бардак способствовал - вокруг Рима тогда скопилось около 5 тысяч человек. Видимо, Горбачев решил просто: хотели свободную эмиграцию - нате, пусть теперь у вас голова болит. И болела,еще как - у американцев, канадцев, немцев, израильтян, италянцев. Всю эту толпу надо было где-то поселить,прокормить,оформить визы,а потом опять кормить и устраивать на работу. Для начала нас поселили в пансионе,принадлежавшем вьетнамским католическим монашкам(какое они имели отношение к советским евреям?), а через две недели мы должны были сами снять жилье в посеке Ладисполи,примерно в часе езды от Рима. Кормили нас пока в столовой,работали там итальянцы и уж крали так безбожно,что народ начал обдумывать, не поколотить ли повара. Незнание местных реалий и доброта монашек,которые начали нас подкармливать предотвратили расправу.
Но как бы там не было,а вокруг был Рим,самый настоящий - со Святым Петром, с Форумом, Колизеем - шумный,замусореный, так не похожий на чопорную Вену. И небо над головой было невероятно синим,каким бывает только в Италии. И чуть-чуть отдохнув с поезда и отведав неземной стряпни вора-повара мы отправились осматривать город.
Я не смогу описать Рим - он очень разный. Мы, выйдя из гостиницы вскоре оказались на огромном пустыре-свалке. Мы пошли через него, встретили по дороге стадо баранов, и вышли к какой-то высоченной стене. Пошли вокруг нее и оказались на площади Святого Петра. Стена окружала Ватикан.
Итальянцы очень доброжелательны и эмоциональны, но говорят только по-итальянски. Английского не знает никто. Спросить дорогу или что-то найти -проблема. Правда, объясняя дорогу, они бурно жестикулируют - так что догадаться можно.
Машины носятся по Риму как тараканы по сковородке. Я не уверена, что там есть правила движения и ГАИ. Я бы не решилась водить машину в Риме.
В общем от Рима мы обалдели, но времени расслабляться не было. Мы поехали в Ладисполь снимать квартиру. Ладисполь - курортный городок на берегу моря. На пляже черный песок. Совсем черный, как уголь. Город застроен очень облезлыми виллами. В центре городка фонтан, который был основным метом тусовки эмигрантов. Рядом магазин "Папа Карло", где продают дешевую еду и продавцы выучили несколько слов по-русски. Тут же и винный магазин. Центр цивилизации, одним словом.
Нас ждал тяжелый удар - по доступным ценам комнат не было. И по недоступным не было. По улицам носились взмокшие эмигранты с выпучеными глазами. Стучались в каждую дверь. Все быстро выучили фразу:"Афитасио апартоменто". Я устала, взмокла, присела на край знаменитого Ладиспольского фонтана - там потом был центр русской эмигрантской жизни, свесила руки между колен в хиповой позе и решила ждать милостей от природы. И милости не замедлили явиться в лице моеге случайного знакомца Яши из Черновцов. Мы с ним всю дорогу, с самой Вены в преферанс играли и свели некое подобие дружбы.
- Лилька, - кричит, - ты квартиру ищешь?
- Ну, - вяло соглашаюсь я.
- Мы с братом случайно две нашли. Бежим, я одну тебе отдам.
И мы побежали, т.е. Яша побежал, а я повлеклась. Иногда он притормаживал, хватал меня за руку и придавал мне ускорения. Когда мы добежали, я так задыхалась, что сказать ничего не могла, но Яша быстро договорился с хозяйкой на какой-то неведомой смеси украинского и итальянского языков, вытащил у меня из кармана аванс и я оказалась владелицей целой комнаты - сырой, мрачной, с огромным разбитым зеркалом, но там можно было жить. Я нашла Поленова, который тоже с высунутым языком бегал по Ладисполю, успокоила его, что жилье есть. Мы переехали и стали жить. Хозяйка неприятно напоминала бабу-ягу, горячей воды не было, но крыша-то над головой была! Правда еще был сосед. Потом мы с ним даже подружились, но тогда он наводил на меня ужас.
- Ты не бойся, - сильно утешил он меня при первой встрече, - я всего-то 7 лет и отсидел. И не за то, что ты думаешь. Я директором магазина был. В Одессе.
Не знаю, какой псих взял его директором магазина, но на вид он был браток-братком. Поскольку Поленов тоже юноша не мелкий, а выяснять, кто кого сборет, слон или танк, мне не хотелось, то я старалась их общение свести к минимуму и исправно варила соседу поутру кофе - безо всякого удовольствия. Определенная польза от соседа была, например, дешевые сигареты. Черный рынок в Италии хорошо развит, и русские директора магазинов отлично в него вписались.
Раз Оська-сосед отдает мне указание:
- Тебе делать все равно нечего, посидишь сегодня дома. Араб один придет с сигаретами. Вот деньги - расплатишься.
- Ось, да как я его пойму-то?
Ося хмыкнул неопределенно и ушел.
Часа через два - стук в дверь, появляется араб, самый натуральный, на голове полотенце в клеточку, как у Ясира Арафата, и на русском языке с московским произношением без тени акцента вежливо осведомляется:
-Извините меня, вас зовут Лиля?
-Угу - я дар речи потеряла.
-Иосиф просил меня передать вам некий пакет и сказал, что вы сегодня могли бы со мной расплатиться, если это, конечно, вам удобно.
И протягивает мне спортивную сумку, набитую сигаретами. Любопытство пересилило изумление, и я выдавила из себя:
-А г-г-где вы учились?
- В Патриса Лумумба. Я кораблестроитель. Просто у нас в Марокко с работой плохо. А вообще я хороший инженер, у меня диплом с отличием.
"Все чудесатее и чудесатее", - подумала я, проводила интеллигентного араба, который на прощанье галантно поцеловал мне руку, и задумалась, что с этой квартиры стоит съезжать. Так и в криминал влезть недолго, хотя подпольная торговля сигаретами - уже криминал. И мы съехали.
Квартиру, точнее комнату, мы сменили на нечто очень дешевое и весьма удивительное. В двухэтажной вилле под лестницей было пространство, которое остроумная хозяйка огродила картонными коробками и сдавала как комнату. Все бы ничего, но потолка не было и вежливые соседи сверху по утру кричали "С добрым утром". Хочешь-не хочешь, а вскочишь.
Соседей было много - вся вилла была перерезана на малюсенькие комнатки. Горячая вода в душе была, а отопления не было. На улице +5 и в квартире +5, а полы мраморные. Израильтяне меня поймут. В душ ходили так - заходишь, включаешь горячую воду, ждешь, пока чуть-чуть нагреется. Потом стягиваешь сапоги, разматываешь шарф, снимаешь два свитера, остальное - и под душ. Вылезаешь, вытираешся - и в обратном порядке. Из душа выходишь в сапогах, дубленке и шарфе. Душ был с секретом. Обогревалка-то электрическая, а электричество в Италии дорогое - по нашим-то пособиям! Но в нашем доме, причем в нашей комнате стоял электросчетчик старой формации - можно засунуть кусочек фотопленки под стекло, колесико останавливалось и счетчик не тикал. Старое поколение меня поймет, а новому и объяснить не берусь. Словом, оказались мы чуть ли не монополистами на бесплатный душ в Ладисполе. И народ протоптал к нам дорожку. Все ходили мыться. На отопление было плевать, его ни у кого не было. Мы великодушно всех пускали, приношения брали едой. Могли и даром пустить - нам-то не жалко пленку в счетчик засунуть. Среди бесплатных посетителей была моя подружка Лиля. Она в Минске была кассиршей в столовой. В жизни бы не подумала, что Лиля - роскошная блондинка с голубыми глазами - еврейка, но таки да. Мужа у нее не имелось, зато имелся жутко хулиганистый сын лет 12.
Познакомились мы с Лилей еще в Вене. Иду я как-то по нашему общежитию и вижу, молодая женщина очень нервно курит в окно и чуть не плачет. На вопрос, что произошло, она объяснила, что их могут выселить из-за сына. У нас жило несколько злобных бабок - ну этот типаж всем знаком, и на кухне они обсуждали Лилю - молодая, одна с ребенком, сейчас мужики ходить начнут, по ней, типа, все видно... Ребенок Алеша, подслушав разговор, отреагировал нетривиально. Зайдя в общий туалет - а он был один на этаж - аккуратно описал все, стены, пол, туалетную бумагу, немецкие чистенькие полотенчики. Потом, при разборе полетов, он признался мне, что специально воды много выпил и долго терпел, чтобы на все хватило. Я заставила пацана туалет помыть, но зауважала. Даже на Прадо сводила, в парк аттракционов. Ох, боком мне это потом вышло...
Итак, с Лилькой мы подружились. В благодарность ее сынок каждое утро, часиков в 9 прибегал под окно, и спрятавшись под пальмой истошно орал "Птица, дай милю!" Фраза требует пояснения. Птицей называли нашего приятеля, который прибился к нашему берегу и спал у нас на полу на спальниках все в той же комнате без крыши. А миля - это итальянская валюта - тысяча лир, в те времена 1 доллар. Птица сначала грозил из окна кулаком паршивцу, но тот понимал, что без штанов Птица за ним не побежит, потом Птица смирялся, выбрасывал за окно милю и мы могли еще поспать. Спали мы допоздна, поскольку ночами играли в преферанс.
Две свечи горят
Наперегонки
Лист календаря
Сжался до строки
И в невнятный круг
Рядом на столе
Медленно плывут
Дама да валет
Чтобы за игрой
не ушло тепло
Ты давай прикрой
Ставенкой стекло
Не оставим лаз
Для оконной тьмы
Времечко без нас
Без него и мы
Не в своем дому
Помечтай со мной
Может есть кому
На земле ночной
Из-за лунных чар
Моря да реки
Двум гореть свечам
Наперегонки.
Стихотворение Поленова, повторяю по памяти, могла и переврать. Точнее это песенка. По-моему, очень хорошая.
Жили бедно, много пили. В магазине продавался спирт, кажется для растопки каминов, и еще довольно приличный лимонад под названием "Окей" Смешивали один к одному и употребляли внутрь. Как живы остались?
Лиля была женщиной практичной, от моего образа жизни переживала, иногда кормила нас обедом и пыталась научить торговаться на итальянских рынках. Я бледно отмахивалась, объясняя, что кроме "Кванта коста?" (сколько стоит) ничего не знаю. Лиля решила преподать мне наглядный урок и мы пошли на рынок. Она подошла к первому продавцу, который продавал шешерстяные носки и требовательно спросила:
-Кванта коста?
-Дуо миля, - ответил продавец.
- Но, - сказала Лиля, - уно миля, дуо носки.
Продавец произнес несколько слов, из которых явственно следовало, что носков будет одна пара, а миль две.
- Синьер, ты охуел! - возмущенно сказала Лиля. Синьер прекрасно понял смысл ее высказывания и ответил. Дальнейший диалог я привести не берусь, синьер говорил по итальянски, а Лиля русским матом. Друг друга они отлично понимали, а я даже из Лилиной речи не все понимала. Победа досталась ей и носки эти потом согревали меня унылой итальянской зимой.
В такой жизни мы быстро одичали. Сложилась небольшая и странная компания, жили день ото дня. В Ладисполе тогда сидели представители всех религий, кроме Будды и Кришнаитов. Приходили к нам очень молоденькие веселые мормоны, обязательно оставляли книгу их основоположника (Джон Смит, кажется) - в твердом переплете с золотым тиснением. Баптисты читали скучные лекции, но кормили булочками, страшно вкусными. Группа "Евреи за Христа" тоже кормили булочками, чаем поили. Сохнут агитировал за Израиль и показывал кино в местном клубе. Там я посмотрела фильм "Десять заповедей", где фараона играет Юл Бриннер, и еще "Эксодус", там чуть ли не Пол Ньюмен в главной роли. На улице раздавали бесплатно библию в мягкой обложке. У Лильки кровать была без двух ножек, так она на Библиях стояла. Трудно сейчас себе представить офигевшую толпу совков среди этого религиозного изобилия.
В нашем доме жила пара стариков. Они развелись лет 25 назад, и вот сын собрался уезжать и они с ним вместе. Поселили их отдельно от сына, но признали мужем и женой, т. е. пособие дали одно на двоих. Ненавидели они друг друга пламенно, но тихо - люди очень интеллигентные. Заходишь на кухню и слышишь змеиный шепот бабушки, которая дедушке еду подает:"Ешь, старый идиот!", а потом мне веселым голосом "Как у вас дела, Лиличка?" И дел голос подает:"Добрый день, Лиличка, мы с женой так рады вас видеть!" Дед был совершенно удивительный. Я как-то на улице познакомилась с нищим. Он был черный и хорощо говорил по-английски, попросил у меня денег или сигарету. В переводе его фраза звучала бы:"Извините, мадам, мне не хотелось бы вас обременять..." Придя домой, я пересказала это на кухне. Дед подхватился и куда-то побежал. Вернулся, отдышался и говорит - "Успел". Оказалось, он сбегал в ларек за сигаретами и отнес их этому нищему. "Нельзя, чтобы человек так мучился, он ведь даже покурить не может!".
Другая семья в нашей вилле - тоже довольно интеллигентная - мама, папа и дочка сильно за сорок из Питера. Причина их отъезда была диковинной - дочка в Питере не могла выйти замуж, мама считала, что в Америке дело пойдет легче. Папа был дважды член партии, т.е. его под борьбу с космолитизмом в 48 вычистили, а потом восстановили. Дочка была страшна, как вся моя жизнь и играла на скрипке. Других профессий в семье не имелось, родители старенькие уже были. Перед интервью с амерканцами дедушку накачивали всю ночь:"Молчи про партию!". Он сопротивлялся, но к утру затих. Назавтра в квартире скандал, дочь-скрипачка с мигренью лежит, а бабушка ( т.е. мама) таким госом орет, что ей впору полком командовать. Оказалось, что старик на вопрос вполне дежурный: "Были ли вы членом комуннистической партии или других террорестичеких организаций ( американцы тогда все такого рода организации ровняли), встал, одернул пиджак, и с гордостью произнес:"Был. Два раза". Статус беженца им тем не менее дали - видимо, за идиотизм.
Семейка, жившая наверху, прямо над нами , состояла из трех женщин - бабушки, мамы и дочки. Дочке было лет 20 с чем-то, маме лет сорок, а бабушке лет 70. Скандалили они так, что стены тряслись. Но это бы ладно, но дочь, которая мама, имела обыкновение бабушку поколачивать. Однажды, когда старуха взвыла, Поленов взлетел на второй этаж. Я противник ситуаций, когда мужчина против женщины руки распускает, но тут Никита был прав. Он и бить-то ее не стал, отвесил оплеуху и сказал - "Еще один раз мать тронешь..." Самое противное было не это, а то, что она то ли с перепугу, то ли и правда поняла что-то (вряд ли) пришла его благодарить за науку. Орали наверху по-прежнему, но драк больше не было. У Никиты рука тяжелая.
Тому, кто не попадал в такую ситуацию, трудно понять, какой творился разброд в головах. Стабильные успешные семьи, особенно если ехали с друзьями или родными и знали, куда едут, переживали этот период как "Римские каникулы". Для очень многих жизнь оказалась подвешена нигде. Как формулировали Ильф и Петров "немого кино уже нет, а звукового еще нет". Старая жизнь кончилась, причем навсегда - у нас ведь гражданство отнимали, а новая - неизвестно какая и неизвестно, когда начнется. От этого здорово ехала крыша. Не у всех, но у многих. Плюс бедность - пособия-то маленькие, а соблазны большие. И полное непонимание - кто мы? В Джойнте, а потом в посольстве американском надо было доказывать, что мы евреи. Тут многие задумались - а что это такое? В России или на Украине понятно, пару раз скажут "жидовская морда" - значит, еврей. А здесь? Многие обвиняют тогдашних эмигрантов, в том, что врали они про преследования ради статуса беженца. Врали. А что им было делать? Ехать в совершенно непонятный, незнакомый Израиль, который только вчера был врагом номер один, или любой ценой в Америку пробиваться? Да и какая она - Америка? Раньше бумажки в консульство были формальностью, а тут начались отказы в статусе беженца. Докажите, что вас преследовали. А обратной дороги нет. Я не жалоблю, и не оправдываю, я объясняю. К счастью, нам врать не пришлось - из-за Поленовских диссидентских связей. Я за все интервью в консульстве рта не раскрыла. Консул, или кто он там был, выслушал Поленова и сказал:"С таким мужем ваши объяснения мне не нужны". Так что у меня статус беженца, как триппер, половым путем.
Наступил день, когда Лилю ( помните ее?) вызвали в консульство. Она и так не очень хорошо себя чувствовала, диабет у нее, а тут разнервничалась, сахар поднялся. Пошли мы ее провожать. На площади у фонтана сыночек ее Алеша сумел как-то выкрутить руку из Лилькиных слабых рук, и с воплем "Ненавижу Америку!", кинулся бежать. Лилька шла-то с трудом, где ей 12-летнего постреленка догонять. Я, Поленов, Птица и Мойша-парикмахер кинулись в погоню. Автобус уже стоял на площади, следующий не скоро, а что будет, если они в консульство опоздают, лучше не думать. Птица, самый быстрый и тренированный из нас, его поймал, но неудачно. Между ними оказалась пальма. Птица с одной стороны пальмы за руки его держит, а тот с другой вырывается. Мог, конечно, Птица с ним справиться, но у него принципы - не делать ребенку больно. Ребенок орет на всю площадь, как оглашенный, к нам уже карабинеры идут, а мы стоим толпой и уговариваем. Уговорила его я, не потому как самая красноречивая, а он меня еще с Вены уважал. Буркнул мне:"Скажи этому - пусть отпустит. Не побегу" Птица отпустил, а пацан мне - "Только что я еврей, говорить не буду! И не просите." Слава Богу, 12 лет ему было, ни о чем и не спросили.
Мне трудно через столько лет восстановить хронологию, что когда было. По-моему до интервью в посольстве погнали нас в ХИАС заполнять анкеты. Толпа была большая, человек 20, и в Риме мы заблудились. Предпреимчивые старушки начали хватать за рукава прохожих и спрашивать у них по-русски, как найти нужный адрес. Примерно пятый молодой человек на ломаном русском ответил, что он будет рад помочь заблудившимся советским туристам. "А ты кто?" - подозрительно спросили старушки. "Я-коммунист", смущаясь, но с гордостью ответил молодой человек. "Сволочь!"- взвыла самая активная бабушка. Юноша довел нас до ХИАСа, и все дорогу старушки пытались поменять его политическую ориентацию. Он краснел, бледнел, мучался, но терпел. На прощание сказал: "Вы, наверно, жертвы сталинского режима. А коммунизм - это прекрасно!"
В начале декабря мы еще купались в море. Было тепло. А к рождеству резко похолодало. Без отопления и с мраморными полами мы взвыли. Я придумала выход: под стул ставится электроплитка ( найденая на помойке), на стул сажусь я, завернувшись в привезенное из Москвы пуховое одеяло. Внутри одеяла возникает изумительный микроклимат. Однажды Птица, оторвавшись от преферанса, заорал - "Лилька, от тебя воняет!" "Чем?" - обиженно осведомилась я, но Птица подхватил меня на руки вместе с одеялом. Оказалось, что в жажде согреться, я поставила ноги на плитку, и мои изумительные кроссовки тлели, воняя паленой резиной. Кроссовки потушили, плитку выбросили.
На той же замечательной помойке мы нашли телевизор. Маленький, черно-белый, но смотреть-то можно. Показывали в основном американские вестерны, переведенные на итальянский язык.Так я узнала, что слово "рогаццы" означает что-то вроде друзья ( или братки.
Раз в месяц (а может и чаще, не помню), наша безумная вилла платила за жильё. Я, почему-то, считалась знатоком итальянского языка, поэтому меня снаряжали объясняться с хозяйкой. Диалог звучал так. Хозяйка:
-Сольди!(деньги)
Я:
-сольди домани(деньги завтра).
Далее непереводимая игра слов, мы жестикулируем, я говорю, что денег нет, хозяйка настаивает.
-электичита?(счет за электричество)
-Электричита, сольди домани, - и я отдаю ей деньги за электричество.
-Сольди, - твердит хозяйка.
Я тащу её в нашу комнату без потолка и показываю плесень на стене. Разговоро ведется на международном наречии. Я, трагически указуя на плесень, объясняю, что за такое жильё грех деньги брать. Хозяйка, бурно жестикулия, говорит, что стену можно и помыть. Я обижаюсь - мой сама. Расстаёмся, довольные друг другом. "And tomorrow is another day", как говорится в моей любимой книге. По итальянски это "Сольди домани".
А вокруг пейзаж из первых кадров фильма "Ностальгия" Тарковского. Я этот фильм дня за два до отъезда посмотрела. И тошнит от этого пейзажа не меньше, чем главного героя фильма, а может и больше. "Вон маслина растет, не она ли тебя позвала" (Поленов). Свои стихи цитировать воздерживаюсь, из меня поэт "как из собачьего хвоста сито", но все-таки
Из Гомеля и Киева
Москвы и Черновцов
Мы вывезли свой выговор
Обыды и любовь.
Испуганная стая
Бездомная семья
Мы выжили, мы выжили,
В Ладисполи зима
А зимы становилось все больше, и незаметно подкатилось Рождество. В Италии это событие. Итальянцы обожают Рождество. Рим вдруг стало видно, на горизонте светилось красным - весь Рим жег петарды. Мы ходили, вжимаясь в стены - "при обстреле эта сторона наиболее опасна". Большое представление на площади перед фонтаном. Ряженые волхвы ждут, с неба по проволоке спускается бумажный ангел. Проволоку заело, ангел дергается, толпа сочуственно воет. В конце концов ангел все-таки спускается. В этой толпе и мы. Евреи? Русские? Кто знает, но эмигранты, "новая общность советских людей".
После Рождества жизнь как-то сгустилась и стала грустной. Статус беженца мы уже получили, но американской визы не было. Все время хотелось есть, потому что деньги мы пропивали. Собственно, этих денег не хватало ни на что. Поленов приготовил мне пельмени с картошкой - на мясо не хватало. я надкусила и расплакалась, меня тошнило от картошки. Нашему соседу, переводчику в ХИАСе отказали в статусе беженца. Птица статус получил и уехал. У моего приятеля-рэкетира жена попала в больницу с внематочной беременностью, чудом откачали. Мойше-парикмахеру итальянские подростки набили морду, и он переливался всеми цветами радуги. От Италии тошнило. А начиналась весна, цвели магнолии, и от этого тошнило тоже. И тогда я вспомнила про своего дружка-американца, и позвонила ему. Незадолго до звонка в Америку я брела по Ладиспополю. Челку я долго не стригла, волосы полностью завешивали морду, да и похмелье меня мучало, по сторонам я не смотрела. Врезалась в чей-то теплый живот и оказалась в сильных объяиях. Врезалась я в свего родного дядю из Питера. Точнее, дядя он мамин, то есть мне типа двоюрдный дедушка. Об их семье стоит рассказать. Дядя Илюша необыкновенно красив. Во время войны он был летчиком. После войны он приехал в Москву и повел маму (ей было лет шесть) в Елисеевский, покупать мороженое. Мама ( тогда совсем маленькая) спросила: "Дядя Илюша, а почему на тебя все тети смотрят?" Жена дяди - литовка, актриса, во время войны они выступали перед их частью. Она его усмотрела со сцены, и сказала : "А вот этот, голубалазенький, мой будет!". Так и вышло. Стала она абсолютно еврейкой, и дети их тоже. О том, что они собираются уезжать, я знала, но встреча для меня быля неожиданной. Тетя Валя меня отмыла, накормила, а дядя стал за мной присматривать.
Звонок в Америку имел неожиданные последствия. Мотя меня выслушал и сказал:"Я позвоню дяде Альтшулеру". Я же не знала, что дядя Альтшулер глава еврейской общины Вашингтона! Миллионер, один из тех, кто спонсировал наши римские каникулы. Мы как раз ушли погулять за город, весна была очень красивой. Когда вернулись, нам сказали, что из ХИАСа за нами приходили трижды. Билеты были назавтра. Сложив свое убогое барахло, мы в три часа ночи вышли из дома.
В Нью-Йорк летели на Ал-Италия. Я на ней с тех пор не летаю. В самолетах кормят плохо, но хуже них не кормит никто. Общие итальянские впечатления - Италия очень холодная страна, где все время хочется есть. Когда через десять лет мы поехали в Италию летом, я на полном серьезе порывалась взять с собой меховую куртку. Меня с трудом отговорили.
Но когда мы улетали 1 марта в Италии было почти лето. А в Нью-Йорке настоящая зима. Поселили нас в Манхеттене, на углу 27 улицы и 5 авеню в гостиннице Lathem. Это было нечто невообразимое. Невероятно красивый старый дом, лестницы из черного дуба. Туалет один на этаж. Но какой! Огромное помещение, в ценре возвышение, на нем унитаз. И все. Только через день мы обнаружили, что каморка, приткнувшаяся в углу - душ. Сначала решили, что душа нет. Мотя никак не мог осознать, что в Америке есть такие гостиницы. Зато кровать широченная, мы на ней и спали втроем - Поленов, я и Мотя. Ночью, правда, Мотя таки упал. Надо было снимать квартиру и начинать жить. Я позвонила своему старинному прятелю Вадику. Вадик уехал в 81 году, и с тех пор мы не переписывались и не разговаривали. Услышав мой голос, Вадик мне не поверил:"Нет, - сказал он мрачно, - ты не Лиля, и это не Поленов. Не знаю, кто и зачем меня разыгрывает, но я сейчас приеду и посмотрю." И приехал. Привез мне шоколадных конфет, он помнил, что я их обожаю. Осмотрел наш номер, велел собираться, и увез нас к себе жить. И началась моя новая, американская жизнь. Но это совсем другая история.
