(no subject)
Mar. 16th, 2011 09:22 pmНе груши надо околачивать, не мечтать о кренделях небесных, не трепаться часами по телефону, а записывать то, что я помню. Потому что очень скоро наша Атлантида затонет совсем. Даже мой сын, который пытается всмотреться в прошлое, очертаний его не видит. А я еще помню, хоть и смутно, молодых родителей, их друзей, наш дом, "где всегда чей-нибудь день рождения". Я помню жизнь, в которой было невероятно легко. Я не знаю, легко ли было им, но мне повезло. Они никогда всерьез не заморачивались проблемами. Есть деньги - хорошо, поехали в Прибалтику. Нет денег - одолжим три рубля до получки. Они были состоятельными, по советским меркам, людьми, но жили своеобразно. На столе всегда была дорогая колбаса и даже икра, но у меня никогда не было зимних сапог. Сапоги мне прикупил мой первый, очень хозяйственный муж, а потом этим занимался Поленов. А мои родители жили "как птицы небесные". При этом жили они работой. От разговоров о математике меня тошнило, но на это обращали мало внимания. И еще стихами, книгами... Чего не было в этой жизни - это денег. Не в смысле, что мы были бедны, в смысле темы разгора. В 74 году папа купил машину. Деньги одолжил у тещи, своих не было. Расплатился в начале 90-х, теща великодушно простила инфляцию. Когда мы первый раз поехали на машине в путешествие, мы с мамой загрузили багажник. Машина присела на задние колеса. Папа филофски заметил - "Девочки, вы уверены, что это самолет?"
Я никогда не поняла, зачем произошло то, что произошло. Я не понимала, что мои родители разводятся. Это было такой чудовищной нелепостью, что я впала в ступор. А они пытались мне объяснить, от этого было еще хуже, я не хотела быть им подружкой, я хотела быть ребенком, а мне отвечали - "тебе уже 17 лет, а твоему любовнику 26". Ну и что? Как будто в 17 лет ребенок перестает быть ребенком. А потом прошла совсем короткая жизнь и их не стало. И мне уже не 17, голос моей первой любви звучит волшебным серебряным колокольчиком, и это все, что осталось. Да нет, нечего бога гневить, осталось гораздо больше. Осталась Малаховка, никто ничего не отнял. Просто я обещала Косте Кузьминскому разобрать фоторграфии - а я боюсь. Боюсь увидеть их молодыми, не очень старых бабушку и дедушку, боюсь погрузиться в жизнь, которой никогда не будет. Как бы мой любимый серебряный колокольчик не уверял меня в обратном.
Я никогда не поняла, зачем произошло то, что произошло. Я не понимала, что мои родители разводятся. Это было такой чудовищной нелепостью, что я впала в ступор. А они пытались мне объяснить, от этого было еще хуже, я не хотела быть им подружкой, я хотела быть ребенком, а мне отвечали - "тебе уже 17 лет, а твоему любовнику 26". Ну и что? Как будто в 17 лет ребенок перестает быть ребенком. А потом прошла совсем короткая жизнь и их не стало. И мне уже не 17, голос моей первой любви звучит волшебным серебряным колокольчиком, и это все, что осталось. Да нет, нечего бога гневить, осталось гораздо больше. Осталась Малаховка, никто ничего не отнял. Просто я обещала Косте Кузьминскому разобрать фоторграфии - а я боюсь. Боюсь увидеть их молодыми, не очень старых бабушку и дедушку, боюсь погрузиться в жизнь, которой никогда не будет. Как бы мой любимый серебряный колокольчик не уверял меня в обратном.